Ада Роговцева – счастливая женщина и потрясающая актриса. Как и много лет назад, Ада Николаевна много снимается, играет в антрепризах.
Одна любοвь на двοих
– Со своим мужем Константином Степанковым вы прожили 46 лет. Это была любовь с первого взгляда?
– У меня – да! Я пришла, увидела его, и он мне сильно понравился. И я ему тоже. Но наша любовь началась с безумной, мучительной трагедии: у него были жена и ребенок. Тот период стал самой большой трудностью в нашем соединении.
А когда мы с Петровичем (так актриса величает своего мужа. – Авт.) решили пожениться и пришли ко мне домой, моя любимая и любящая бабушка сказала что-то нехорошее в адрес моего мужчины… Она фразу не успела договорить, я развернулась и ушла. Навсегда из родного дома. В никуда. Мы вышли на улицу, сняли какое-то жилье. Уговорили, что заплатим сразу после зарплаты. И стали строить свою жизнь.
– Была любовь, а значит – и все трудности преодолимы! А что, по-вашему, есть любовь?
– Любить ЕГО, отдавать ЕМУ все, принадлежать ЕМУ, но каким-то образом иметь свою свободу…
– Зачем?
– Что зачем?! Быть свободным? Зависеть от кого-то, даже любимого человека, – не по мне! Я – Кармен! Все женщины – Кармен! И нет такой власти, которую можно было бы над ней утвердить! И поэтому мне обидно и горько, когда свекровь над невесткой издевается, понукает ею, а та, дурочка, в кастрюлю плачет. На голову бы ей эту кастрюлю надела и ушла в свою жизнь!
– Муж был старше вас. Это как-то сказывалось на отношениях?
– Не в возрасте дело. Мы были очень разные. Он серьезный, углубленный, философски настроенный. Я же поначалу была таким зайчиком, прыгающим мячиком, всех любила, была открыта миру и людям. Мне разница в возрасте была в помощь, а ему в нервотрепку.
– В память о Константине Петровиче вы написали книгу…
– Когда Костя умер, появилось желание, пока все живо, пока еще есть боль, записать историю нашей любви и тем самым отплакать все. Дочка гоняла меня, чтобы я какие-то места переписывала. Я шла и покорно переписывала. И Костя «отпустил». Отпустил и остался. Он каждый день со мной, но сейчас мне очень светло. Я – веселая вдова. Ему бы это очень понравилось!
Рыдали все!
– Когда началась ваша актерская карьера?
– В школе. Я читала рассказ Чехова «Спать хочется» перед всем классом. Глотаю слезы, всхлипываю, смотрю в окно, чтобы успокоиться и продолжать. Ученики, учительница наша – Екатерина Владимировна – тоже плакали. Это было замечательно!
– Ваша мама гордилась вами?
– Мама меня так сильно любила, что никогда об этом не говорила. Она дождалась моего триумфа со зрителями, цветами, овациями. Когда мама была уже парализована, я привезла ее на первый спектакль «Варшавская мелодия». Спустя год она снова попросила меня свозить ее на этот спектакль. Спектакль был 1 июля. Я ее уговорила остаться дома… Пообещала свозить на первый осенний спектакль. А она в этот день умерла… Мне бы разрешили не играть, но я вышла и играла, потому что именно на этом спектакле она хотела быть. Я начинала спектакль очень веселой польской песенкой. Как обычно взяла микрофон и поняла, что не могу петь… Две секунды тишины… Весь зал молчал вместе со мной. И это была великая тишина прощания с мамой.
– Много лет вы работали в Киеве, в Театре им. Леси Украинки…
– Тогда была какая-то ситуативная везуха! Я в первые годы работы в театре сыграла сразу несколько главных ролей, получила звание заслуженной. А через много лет сложилась скандальная ситуация, но вокруг, а не во мне. Было очень непросто! Но надо было уходить. На целую ночь я осталась в театре. Обцеловала каждую дощечку, обнюхала все кулисы. Я прощалась с театром. Там столько дыхания, крови, пота, слез пролито за долгие годы…
– Как же вы это пережили?!
– Мне казалось, что я умру, если не пойду в свой любимый театр! А оказалось, что жизнь гораздо шире, чем единственные подмостки твоей жизни. Бывают такие моменты, когда ты принимаешь решение и надо его отжить.
– Вас наверняка звали и в другие театры, в Москву?
– Я не приняла ни одного предложения. При том, что натура я творческая, я – клуша и в Киеве была нужней своей семье, не могла их бросить. Я очень закоренена своей семьей, их заботами. Но пока у меня работы больше, чем это возможно. А в Москве я играю в антрепризах и достаточно снимаюсь. У меня был замечательный опыт работы с Сергеем Майоровым и его командой в документальном сериале «Бабье лето».
– Кто ваши героини?
– Я понимаю, что натура я – уходящая. Но как прекрасна уходящая осенняя натура! Сейчас надо заботиться о том, чтобы увядание было пышным. Душа обязана трудиться, потому что жизнь трудна. А от старости спасает только ранняя смерть. Нужно благодарить Господа Бога, что я живу. Тело раздражает, бесит, потому что оно стареет, болеет, но надо в чем-то находить радость жизни. Я получаю заряд энергии от связи с молодым поколением. А главное в мире – ЛЮБОВЬ!
– Вам приписывалось множество романов…
– Вот именно, приписывалось! Взять хотя бы «роман» с Лавровым. Меня уговорили сниматься в фильме «Укрощение огня», когда я была беременная. Я сказала, что могу им дать два месяца, а потом уже все. Проходит три месяца, четыре, пять… Я закончила сниматься, а через полтора месяца родила Катю. Пока мы снимали, Лавров был моим папой, другом, братом, я была окружена такой заботой и нежностью! Конечно, это был роман, но не грязный, а основанный на уважении.
Дела семейные
– Не каждая преуспевающая актриса решится рожать ребенка, да еще и второго…
– Этому решению нельзя противиться! Я работала, работала, работала, а потом – раз… Мне говорили, как я могу предавать театр… А я чувствовала, что должна родить! И родила сына. Потом опять взяла и в один момент решила, что хочу девочку, и родила! Своих детей и внуков я очень люблю и готова им все позволить!
– Совсем недавно я видела вас в сериале «Танец нашей любви». Ваша героиня – мама главного героя – вынуждена погружаться в историю его измен. Как вы к этому относитесь?
– А как я к этому должна относиться? Я, наверное, должна подспудно как-то на это влиять, чтобы семья, а главное – дети, не страдали. Но категорически что-то осуждать, принимать какие-то решения за сына – это неправильно. Я в этом уверена, и моя героиня так тоже думает. В истории двоих, а тем более троих разобраться могут только эти двое или трое. Больше уже никто не разберется.
– А в вашей жизни новый роман возможен?
– (Улыбается.) Вряд ли.
– Но ведь любви все возрасты покорны…
– Я с этим и не спорю. Я люблю своих внуков, люблю солнышко, люблю росу, люблю мороз, много чего я люблю. Если есть это чувство в человеке, то применение оно себе найдет.